Если бы Лора добралась до космопорта и попыталась улететь... Лерс точно не знал, что бы он сделал. Возможно, попытался бы помешать ей.
Потом он просмотрел запись и увидел, что девушка избавилась от браслета. Почему? Поверила ему? Но ведь она всё равно предпочла уйти.
Лерс сам не знал, какие именно чувства испытывает, но прежде, чем он смог разобраться в себе, он уже спустился в гараж, взял свой флаер и умчался по направлению сигнала, который посылал ему дройд-шпион.

Увидев наконец Лору, Лерс остановил флаер и некоторое время сидела в машине, борясь с собой. Он был просто уверен, что сейчас, увидев его, Лора тут же придёт к выводу, что он специально её отпустил, с какими-то своими целями и что слежка - это очередное ущемление её человеческого достоинства. Но зачем тогда вообще было следить за ней м ехать сюда?.
Лерс отозвал дройда, который незаметно спрятался за его флаером и висел теперь там, как большое металлическое насекомое. А сам Лерс вышел из машины и подошёл к девушке. Машинально он сделал это незаметно. Сказывалась полицейская практика, когда к объекту наблюдения надо подойти, не привлекая лишнего внимания. Решив, что сейчас так себя вести не стоит, Лерс шагнул чуть в сторону, чтобы заранее попасть в поле её зрения - и подошёл.

- Извини, - сказал он просто. - Знаешь, наверное я влюбился. Не могу тебя оставить. Всё время о тебе думаю. Может быть, это и не лучший способ навязывать своё общество, но что мне делать? Я послал за тобой дройда, просто чтобы убедиться, что с тобой ничего не случится. Это хороший дройд. Если бы на тебя напали - он выстрелил бы из парализатора и освободил тебя. Зачем я это говорю?... Я просто понял, что не могу сидеть на месте и не попытаться ещё раз. - Он остановился прямо напротив неё, на расстоянии вытянутой руки. - Может быть, попробовать начать с начала? И ты согласишься, скажем, сходить куда-нибудь?

- Отвези меня в космопорт, пожалуйста.

Лора отчаянно хотела увидеть родное Набу в последний раз. Вдохнуть влажный запах водопадов, почувствовать, как мягкая трава щекочет босые ноги. Она немного помнила из своего детства, того, когда она еще не была рабыней. Но один образ всегда был ярок в ее памяти – образ ласкового летнего дня на природе. Лица родных стерлись, но красоту мира вокруг и ощущение безоговорочного счастья она не могла забыть.

На признание Лерса она просто не обратила внимания. С первого момента встречи, он показался ей таким холодным, что она просто не верила в его способность испытывать сильные чувства, может быть, кроме равнодушия.

Лора почувствовала, как темнеет в глазах, как все звуки вокруг стихают, словно погружаешься в воду, стремишься к дну самого глубокого озера Набу. А потом картинка изменилась, словно кто-то включил запись на экране – все вроде происходило на самом деле, но в месте с тем окружающий мир выглядел фальшивым и ирреальным. Это было странное новое ощущение, когда смотришь на все вокруг словно со стороны, когда все происходит словно не совсем с тобой.

Она встала, положила планшет дроида на столик возле кровати, склонилась над Лерсом, провела рукой по его волосам, коснулась губами щеки.

- Выздоравливай. – Развернувшись, она пошла прочь из медотсека – ей нечего здесь больше делать.

«У каждого человека должен быть дом, должна быть семья.» - Почему-то сейчас именно эта мысль казалась самой важной. Когда-то у нее была семья…
Женщина собиралась было покинуть владения Тучи, но потом поняла, что до ближайшего терминала вовсе необязательно идти так далеко. Повернув, она поспешила в свою комнату, чтобы там углубиться в поиски информации о своей семье.

За опущенными сторонами сложно было угадать время суток. Рани сидела перед экраном, читая статью за статьей, просматривая сюжеты о последних событиях на ее родной планете. В списках погибших во время блокады планеты значился ее младший брат. Она не знала его, она помнила только округлившуюся фигуру матери, которая была так счастлива, ожидая второго ребенка.
Женщина вытерла слезинку, скатившуюся по щеке.
Кому нужно власть и богатство – все это было у ее семьи, - когда одного ребенка похищают в раннем детстве, а второй погибает, не прожив и двадцати лет.

Включив запись, она надиктовала послание своей семье.
Насколько она помнила свое отражение в зеркале, когда была еще совсем маленькой, с возрастом черты ее лица не изменились настолько, чтобы нельзя было узнать.
Она надеялась, что ее родители будут рады узнать, что их дочь жива.
Узнать их сейчас, после всех лет разлуки, стать наконец тем человеком, которым она должна была быть – разве не достойная цель для раба. Наивно было думать, что они не захотят ее видеть: они имели право знать, что она не умерла, что она их ищет, что она любит их – кого еще она могла любить, если не их.